Секс рассказы

Показать видео плеер
Заголовок:

Покорный слуга её ног (фемдом)

Рассказ:

Запах её парфюма ворвался в ноздри, как только я перешагнул порог. Что-то густое, с оттенками пачули и амбры, плотное, как её пронзительный взгляд. Я замер в сумерках её квартиры, сердце стучало в висках. Дверь захлопнулась за спиной с сухим щелчком — словно плеть хлестнула, отрезая все пути назад. Она ждала где-то в глубине, и я уже ощущал себя её собственностью, хоть ещё не увидел её лица.

— На колени, — её голос прозвучал низко, уверенно, с металлическим оттенком, и я опустился мгновенно. Пол был ледяным, доски скрипнули под руками. Я склонил голову, не осмеливаясь взглянуть вверх без разрешения. Это был ритуал, который пугал и манил одновременно.

Её шаги эхом отозвались. Тук-тук-тук. Каблуки били по паркету, как часы, диктующие ритм моему пульсу. Я видел лишь носки её чёрных лодочек — глянцевые, с изящной пряжкой на лодыжке, сверкающие, как орудие. Она замерла в шаге от меня, и воздух сгустился от её ауры.

— Взгляни на меня, — скомандовала она.

Я медленно поднял глаза, чувствуя прилив жара к щекам. Она стояла, сложив руки, в облегающем атласном платье цвета ночи, которое подчёркивало каждую линию тела. Её ноги — стройные, в прозрачных чулках с лёгким мерцанием — казались воплощением доминирования: идеальные, словно выточенные, но полные жизни, с ароматом элитного лосьона и чем-то личным, неповторимым. Ногти покрыты тёмно-вишнёвым лаком, насыщенным, как кровь, и я знал, что этот оттенок будет преследовать меня.

— Ты знаешь, зачем пришёл, — произнесла она, и её губы, в тон лаку, искривились в усмешке, не обещающей милости. — Или напомнить?

Я сглотнул, горло сжалось.

— Нет, госпожа, — голос вышел сиплым, но она уловила. Бровь взметнулась, требуя продолжения. — Я здесь, чтобы поклоняться вам.

— Верно, — она приблизилась, и я уловил тепло её тела, смешанное с ароматом кожи. — Тогда приступим.

Она грациозно сбросила одну лодочку, ступив босой ногой на пол. Ступня была утончённой, с высоким сводом, кожа — бархатистой, как атлас, а вишнёвый лак на ногтях сиял в полумраке. Она пододвинула ногу ближе, почти к моему носу, и я вдохнул лёгкий букет — лосьон, кожа, намёк на чулки после долгого дня. Дыхание сбилось, и я ругал себя за то, как это заводит.

— Целуй, — велела она, голос — как шёлк, скрывающий кинжал.

Я наклонился, пол холодил ладони, губы коснулись её пальцев. Кожа теплая, слегка увлажнённая, с солоноватым оттенком. Я целовал неторопливо, стремясь угодить, ощущая её взгляд, проникающий насквозь. Она не шелохнулась, но я знал: она наблюдает, судит, правит.

— Ниже, — тон стал суровее, и я спустился к пятке. Губы скользнули по нежной коже, я не выдержал — лизнул, пробуя фактуру, вкус, тепло. Она тихо фыркнула — смесь похвалы и издёвки.

— Ничтожество, — бросила она без злости, просто факт. — Ты на полу, облизываешь мои ноги, и тебе нравится. Ведь так?

Я замер, щёки горели. Она права, и это унижало больше всего — не слова, а их точность. Я кивнул, не отрываясь от ступни.

— Скажи, — она надавила пальцами на губы, заставив отодвинуться.

— Да, госпожа, — вырвалось дрожаще. — Мне… мне нравится.

Она усмехнулась без тепла. Уселась на край бархатного кресла, закинув ногу на ногу. Чулок слегка съехал, обнажив кожу над коленом, и я не смог отвести глаз. Она щёлкнула пальцами, возвращая фокус на лицо.

— Сними вторую лодочку. Зубами.

Я потянулся, сердце билось как барабан. Зубы зацепили пряжку, я дёрнул, стараясь не поцарапать кожу. Лодочка упала, я отложил её, как реликвию. Она протянула вторую ногу, и я повторил, вдыхая аромат — кожа, лак, ткань — заполняющий разум.

— Теперь чулки, — голос смягчился, стал интимнее, но доминирующим. — Не торопись.

Дрожащими пальцами потянул край, чувствуя, как шёлк сползает по коже. Она смотрела неотрывно, и я ощущал себя обнажённым под этим взором, хоть был в одежде. Чулки соскользнули на пол, она вытянула ноги, уперев ступни в мою грудь. Пальцы надавили, и я почувствовал её мощь, контроль, как электричество.

— Ты об этом грезил, — произнесла она, поднимая одну ступню к лицу. — Грезил, как будешь у моих ног, вдыхать их аромат, облизывать, пока я решаю, заслуживаешь ли ты продолжения.

Я молчал — не мог. Ступня коснулась щеки, я зажмурился, вдохнул. Она права. Я грезил, и теперь, в реальности, растворялся в ней, в её доминировании. Она надавила, прижимая голову к полу, я не сопротивлялся. Пальцы скользнули по губам, я открыл рот, принимая, облизывая, смакуя лак и кожу.

— Послушный щенок, — сказала она с презрением и похвалой, от чего я едва не простонал. — Но ты способен на большее.

Она поднялась, её тень накрыла меня. Обогнула, как хищница, платье шелестело. Затем села на меня — не на мебель, а на спину, как на вещь. Бёдра прижались, я ощутил вес, тепло, абсолютное превосходство. Одна ступня вернулась к лицу, она надавила, поворачивая голову.

— Облизывай, — скомандовала. — И не останавливайся без приказа.

Я подчинился, язык скользил по коже. Пятка, пальцы, свод — целовал, лизал, стараясь быть идеальным. Она пошевелилась, вторая нога спустилась по груди, животу, к паху, где возбуждение выдавалось. Надавила — я застонал, не сдержавшись.

— Как банально, — усмехнулась она. — Ты в моей власти. Точнее, под моими ступнями.

Наклонилась, волосы коснулись шеи. Дыхание обожгло, голос — как яд, сладкий и опасный.

— Это не о тебе, — шепнула. — Это обо мне. О моей силе. О том, как я могу вертеть тобой по прихоти.

Я кивнул, задыхаясь от слов, аромата, ног, контролирующих каждый вздох. Она встала, оставив пустоту. Вернулась в кресло, закинув ногу на ногу. Взгляд — тяжёлый, судящий, решающий судьбу.

— Ползи, — указала на пол перед собой.

Я пополз, паркет царапал колени, взгляд жёг спину. У ног она упёрла ступни в лицо, прижимая к полу. Кожа теплая, влажная, аромат поглощал остатки воли. Я был её — целиком, без остатка.

— Ты принадлежишь мне, — заявила она без вопроса. — И выполнишь любой каприз. Верно?

— Да, госпожа, — выдохнул я, понимая: не хочу иной судьбы. Не свободы, не власти. Только её — ног, голоса, доминирования.

Она улыбнулась — награда и кара в одном.

— Тогда не останавливайся, — велела, ступня скользнула к губам.

Я зажмурился и повиновался, её аромат, вкус, власть переполняли. И в миг я был счастлив — униженный, разбитый, но счастливый.